Предприниматели — люди, которые меняют мир
У нас в стране предпринимателем может считаться, наверное, любой человек, который что-то предпринял, сделал торговую точку по продаже цветов или даже открыл фабрику — все они предприниматели. Люди, которые меняют мир. Я, допустим, считаю, что моя деятельность что-то меняет, приносит пользу, глобально, людям и стране. С помощью моего производства открываются красивые офисы, создаются новые классные места для людей, поднимается настроение у сотрудников, которые приходят работать в небанально оформленное пространство. Плюс, у любого предпринимателя есть социальная нагрузка — мы формируем рабочие места для людей, развиваем их, даем возможность зарабатывать, содержать свои семьи. Так что предприниматель — это тот, кто приносит пользу и несет социальную ответственность за то, что делает. Я для себя так это вижу.
О социальной ответственности я не сразу задумалась. Это случилось, когда я узнала, что у одного из моих столяров ребенок с инвалидностью. А у нас были трудности в тот момент — нависла задержка по зарплатам. И я поняла, что, если не заплачу этому человеку зарплату, его ребенок просто не получит в этот месяц нормальное лечение. В тот момент у меня в голове четко прижилась установка, что моя основная задача — никогда не задерживать людям зарплату. Что бы ни происходило. Я даже шла на риски, как бизнесмен. Все говорят, что так нельзя делать, но я брала личные кредиты (хоть и всего два раза в жизни), чтобы заплатить людям за работу. Закрывала кассовые разрывы личными деньгами, чтобы не страдал мой собственный персонал.
Я за то, чтобы самой устанавливать регламенты и управлять своей жизнью
Поначалу я работала в некрупных компаниях, мы возили мебель из Италии и Германии. Потом перешла в компанию «Концепт», это была уже проектная деятельность. Там я собрала себе базу крупных корпоративных клиентов, многие из которых стали моими друзьями. Потом мне все это надоело, и я пошла в крупную корпорацию, где проработала год. В «ТНК-BP» меня позвали после того, как я им сделала новый офис. Они увидели во мне какой-то потенциал, предложили руководящую позицию, но через год мне стало очень скучно и там. Я поняла, что корпоративная деятельность — совсем не мое. Я не могу, когда меня загоняют в определенные рамки, говорят, что мне надо делать, соблюдать какие-то нормативы, регламенты. Я больше за то, чтобы самой задавать все эти нормативы и регламенты, там, где это необходимо, и самой управлять своей жизнью. Мне всегда очень нравилось производство: когда я ездила на мебельные фабрики, я могла там часы проводить. В моем случае поговорка звучит так: можно бесконечно смотреть на огонь, на воду и на то, как работает станок. Так что я решила начать делать нестандартную мебель.
В 2013 году создала свое первое юридическое лицо, компанию «Архиматика», которая занималась проектным управлением. Это еще не была производственная площадка, сотрудниками были только я и мой муж. Мы брали офисные проекты, я их чертила, делала расстановку мебели, потом мы эту мебель покупали просто на рынке у мебельщиков под ключ. А супруг занимался координацией подрядчика, который мебель привозил и расставлял. За два года такой работы мы создали подушку, на которую смогли начать собственный бизнес по производству, потому что никакие кредиты нам на него не давали. Первое производство открыли на минимальной площади — триста квадратов, четыре станка. Параллельно продолжали делать проекты по стандартной мебели, ничего не вкладывая, просто перепродавая. И дальше стали уже загружать собственные станки заказами на нестандартную мебель. На тот момент это было востребовано: 2014 год, падение рубля. Все турки и итальянцы ушли с рынка и освободилась огромная ниша.
За пределы московского рынка мы вышли быстро. Еще в 2013 году «Архиматика» подписала контракт на гостиницу «Шато» в Ростове-на-Дону. Но у меня не было там своего производства, поэтому я собрала порядка семи подрядчиков из Москвы и Ростова, которые под моим личным контролем и координацией должны были этот проект сделать. Кто-то за шторы отвечал, кто-то за поставку стандартной мебели, кто-то нестандартной, а я выступала как проджект-менеджер. В целом — мы продолжаем делать проекты за пределами столицы, когда они прибыльны, хотя приоритетом в развитии они для нас не являются. Сейчас в Крыму работаем, в Казани были объекты в Новосибирске, Владивостоке, Волгограде.
Производство и продажи — это два отдельных мира.
Команду собирали по крупинкам. Сначала я, естественно, нашла начальника производства. А он уже стал изучать рынок в поисках нужных кадров. Хороший рабочий персонал у нас в стране вообще большая проблема. Грамотных и профессиональных столяров, маляров почти невозможно отыскать. А когда я год назад купила один из новейших фрезерных станков, я просто силами компании обучила человека на нем работать. Приезжали итальянцы, проводили курс для моего оператора.
Для сейлз-департамента я выбираю сотрудников по духу, многим даю возможность повысить квалификацию, учиться. Мне важно, чтобы каждый человек в первую очередь совпал по духу лично со мной. Я не могу это объяснить. Либо вы совпали по молекулам, либо не совпали. Мне нужно, чтобы человек был на моей волне — такой же трудолюбивый, сумасшедший. Чтобы мог загореться какой-то идеей и ради этой идеи не спать сутки. А инженеры и люди, которые работают в цеху — это вообще совершенно другой контингент, отдельная подкаста. Здесь, нанимая, оперируешь только профессиональными качествами, все. Работает ли человек на станке, правильно ли он красит деревяшку, грамотно ли выдает чертежи. Это два отдельных мира — производство и продажи. И они между собой, кстати, тяжеловато контактируют, потому что мозги работают по-разному. Разная энергетика.
Выход с проектом в Катар — прямое следствие СКОЛКОВО Практикум
Знаете, почему я пошла учиться на программу СКОЛКОВО Практикум? Однажды вечером — это было буквально полтора года назад — я выхожу с производства, смотрю на свой станочный парк, на всю эту огромную махину, и задаю себе вопрос: а как я это сделала? Я строила это пять лет, — а как я это построила? И понимаю, что у меня нет ответа, я не смогла бы объяснить. И даже испугалась: если я не могу на такой вопрос ответить, то смогу ли я расти, буду ли знать, как удержать бизнес дальше? И я пошла на Практикум, думала, что меня там как раз просветят, выстроят какой-то алгоритм в голове. Ничего подобного — наоборот, мне взорвали мозг! Первые три модуля я вообще ненавидела все и вся, потому что ничего не понимала. Это была совершенно другая подача материала. На занятиях прямо влезали в душу, выворачивали. Требовалось давать ответы на вопросы, которые вызывали внутреннее отторжение. А вот к четвертому модулю у меня как будто глаза открылись. Я пересмотрела все, что обсуждалось, и с того момента уже начала мыслить более глобально. То есть, именно СКОЛКОВО Практикум в ответе за тот факт, что я зашла в Катар, например. Вместе с однокурсником Евгением Ивановым взялась за работу над объектами следующего Чемпионата Мира по футболу. Таким образом вышла за пределы своего маленького мирка нестандартного производства и начала строить что-то большее. Существенной выгоды пока что это мне не принесло, но принесло безусловно интересный новый опыт. А вопрос, с которым я пришла на обучение, постепенно просто отпал. Потому что в процессе обучения появилось принципиально новое видение ситуации.
В моем бизнесе создать то, чего в природе еще не существует — обычная задача.
Я уже давно ничего не ищу, проекты — ко мне все приходит репутационно. Если раньше я ходила на тусовки, с людьми общалась, давала свои визитки, то сейчас тендеры уже просто приходят мне в почту. Я стою автоматически в рассылках всех своих подрядчиков и клиентов. Более того, у меня есть корпоративные клиенты – допустим, «Сбербанк», я много чего для них делаю. Очень сложный заказчик и очень сложные проекты, потому что Греф обычно нанимает звездных архитекторов, дизайнеров, и они придумывают космос, а нам его нужно воплощать. И мне очень приятно, что «Сбербанк» даже не тендерит, они просто присылают проект сразу мне, зная, что кроме меня никто это не сделает. Это мощное чувство.
Любой нестандартный проект — он всегда сложный. Потому что все, что надо сделать, в природе еще не существует. И всегда на нестандарт нет сроков. Я не помню даже ни одного проекта, который длился хотя бы полгода по срокам реализации. Два-три месяца — норма. То есть, за два-три месяца нужно взять картинку архитектора, разработать ее чертеж таким образом, чтобы это можно было изготовить физически и еще начертить так, чтобы поняли в цеху, и чтобы наши станки смогли это дело произвести. Потом изготовить, потом смонтировать. И это всегда огромные риски, потому что не знаешь результат, изделие существует в единственном экземпляре. Так что, сколько бы мы ни учились на своем опыте, бизнес производства по нестандартным решениям — это всегда риск.
Самый сложный наш проект, пожалуй — стадион «Динамо», который два года тянулся-тянулся, а потом вдруг все вспомнили, что 25 декабря нужно провести большое мероприятия… И у нас остался на выполнение проекта всего лишь месяц. Семьдесят вип-лож! В проектном бизнесе же никто никогда не спрашивает, как все устроено и сколько нужно времени — говорят сделайте вот так и в такой срок. Нет и речи о том, чтобы «договориться с заказчиком». Когда твои заказчики — это ВТБ, «Сбербанк», «Газпром-Нефть» и «Газпром-Банк», это вообще отдельная каста клиентов на рынке. Они тебе просто ставят задачи. И это сложно, и это же — очень интересно. Я никогда не отказываюсь от проектов. Если не хватает мощностей, просто подключаю одного из двух проверенных партнеров.
Мотиватор моих сотрудников — это я
Всегда много сложных экстренных задач, и решаются они в итоге только за счет крепкой преданной команды. Вот мне сейчас за эти пять лет удалось создать именно такую команду, которая работает ради общих со мной целей. Деньги для них вторичны, хоть и важны. Я сама — мотиватор для своих сотрудников. Люди работают здесь, потому что здесь есть я. Это не мое мнение, мне это говорили не раз в лицо.
И когда люди оставались в ночь, я не обещала им денег, я просто приходила и говорила: мужики, надо. Да, Ирина Валерьевна, надо — значит, надо. Как в рекламе. Я потом, конечно, платила ребятам — но расплачивалась уже по факту.
Настало время российского производства
Мой офис находится прямо на производстве, поэтому я там, конечно, во время карантина не появляюсь. Но заказы у нас есть. Мой бизнес очень хорошо себя чувствует, потому что вдруг неожиданно всем понадобилось российское производство, так как вообще закрылся весь мир. Поэтому за последний месяц я подписала два, даже три очень крупных больших контракта. У меня в работе, например, Челябинский трубопрокатный завод. И если вводится полный карантин в стране – то вот это, пожалуй, единственная причина, по которой можно сдвинуть какие-то сроки.
У меня, конечно, есть мечта по направлению развития — это собственная фабрика, для которой уже куплена в Подмосковье земля. Настоящая, своя, выстроенная по всем правилам.
