Алексей Смертин – один из самых известных футболистов в современной истории России: в прошлом полузащитник «Локомотива», московского «Динамо», «Бордо», «Фулхэма», чемпион Англии и обладатель Кубка английской лиги в составе «Челси», капитан сборной России.
После завершения карьеры Алексей Смертин защитил диссертацию на соискание степени кандидата психологических наук и окончил магистерскую программу УЕФА в области менеджмента. В настоящее время Алексей возглавляет департамент устойчивого развития и социальной ответственности РФС, а также Алтайскую краевую федерацию футбола.
Кроме того, получил известность как участник экстремальных соревнований по бегу, включая 252-километровый забег по раскаленной Сахаре в рамках Marathon des Sables. На его счету все шесть марафонов серии World Marathon Majors (Чикаго, Токио, Бостон, Лондон, Берлин, Нью-Йорк).
В Школе управления СКОЛКОВО Алексей ведет авторскую программу «Игра без мяча», основанную на сочетании спортивного опыта и психологических практик. Область экспертизы – лидерство, командная динамика, психология высокой эффективности.
Алексей, для профессионального спортсмена вопрос «А что после?» один из определяющих – вы же начали искать на него ответ на пике карьеры. Удивительно. Как так вышло?
— Это, наверное, профессиональная деформация – думать наперед (смеется). Моя позиция на поле — опорный полузащитник, «номер шесть» по футбольной терминологии.
Шестерка — это не звезда, не девятка, не тот, кто забивает. Это человек, который все время работает, таскает, занимается «такелажным трудом». В детстве никто не хотел играть шестым номером, а для меня это была нормальная история.
По-настоящему я понял свою роль, когда после российской премьер-лиги поднялся выше — Франция, Англия: по сравнению с этими парнями я как Ан-24. Тьерри Анри, Дидье Дрогба, Уэйн Руни, Арьен Роббен… Куда мне до этих истребителей?
Это вы задним числом осознали? Или уже тогда?
— Уже тогда – тут трудно было не заметить: я же в Европу приехал такой «звездный», с мелированными волосами, но там с меня быстро смахнули звездную пыль (смеется).
Но вот другой вопрос. Я люблю спрашивать слушателей в СКОЛКОВО: можно ли пахать на самолете?
Положим, можно.
— Можно, но насколько это эффективно? Для этого нужен трактор. Так в Европе я понял на все 100%: не могу бежать, как они, значит, нужно быть другим.
Буду пахать, страховать, работать на опережение. Кто-то забивает — а ты обеспечиваешь, чтобы все это вообще случилось. Не можешь быть самолетом — будь трактором. Тащи.
Эти качества пригодились и в дальнейшей карьере?
— Да, это и есть мои метанавыки, можно сказать.
Во-первых, умение играть шестой номер — быть полезным, даже не будучи лицом команды. В каком-то смысле сознательно быть в тени.
Во-вторых, превентивное мышление. Я же много играл в обороне, а там без предвидения никак. Ты должен успеть подстраховать, почувствовать, где будет обострение, сыграть на опережение. Это вошло в меня очень глубоко, как паттерн.
В-третьих, осознание ответственности. Отец мне с детства говорил: все, что летит — твое. Не оглядывайся, не ищи виноватых. Если мяч в твоей зоне — значит, ты за него отвечаешь. С этим я и вырос — брать на себя, а не ждать, что кто-то подстрахует.
И поэтому я уже в «Челси» [2003-2006 годы. – здесь и далее прим. inTrend] начал думать: а чем я буду заниматься, когда футбол закончится?
Попробовал в итоге разное: был и в политике чуть-чуть [в 2009 году Алексей избрался депутатом Алтайского краевого законодательного собрания] — понял, не мое. Потом — в клубном футболе [в начале 2010-х был советником президента и исполнительным директором в московских "Локомотиве" и "Динамо"]. Тоже не туда.
Отучился в Академии УЕФА на программе Executive Master for International Players, MIP. Это, по сути, MBA в мире футбола — для тех, кто не хочет быть тренером, а хочет быть управленцем.
Что дает эта программа? Возможность работать в разных ролях в спортивных организациях — от спортивного директора до президента клуба, ассоциации, федерации. На потоке со мной были Андрей Аршавин, Дидье Дрогба, Кака, Сезар — очень серьезная компания.
Я люблю футбол, но не хотел оставаться в нем как тренер. Мне интереснее было использовать его как социальный феномен — инструмент устойчивого развития, социальной ответственности. Что-то, что объединяет людей.
А почему решили не идти в тренеры? Традиционный же путь.
— Я по натуре другой. На поле был жестким, отдавался полностью, а в жизни — как-то интеллигентнее, что ли. Тренер — это же жесткая роль по определению, отец у меня был жесткий, я к плетке привык (смеется). Неблизко мне это.
Это единственно возможная роль? Тренерские стили в Европе и России все же чем-то отличаются?
— Конечно, у нас в России такая классическая история: тренер — авторитет, дистанция власти большая. Но бывают и другие – во Франции и Англии я столкнулся с тем, что называю «гуттаперчевой субординацией».
За ужином перед игрой тренер — просто старший товарищ. Ты можешь говорить с ним на «ты», по имени, все легко.
Когда попал во Францию, первая мысль была — что-то тут нечисто. Заехали в отель накануне игры, сидим командой за общим столом, тренерский штаб на соседнем.
Я с краю сижу и вижу, что тренерам приносят бутылки с вином. Для меня это удивительно — они при нас выпивают! Понятно, что регион Бордо и команда «Бордо», но все же. Потом тренер видит мой взгляд и говорит: «Наливай себе!» Накануне матча. У меня первая мысль — это провокация! Сейчас выпью, запишут, потом предъявят, и – прощай, Европа.
Но это была не провокация?
— Не провокация, просто у них так принято. Там это часть культуры. Это и есть та самая «гуттаперчевая субординация»: в столовой зоне он просто старший товарищ, может и подлить бокальчик, а на поле — совсем другое, дистанция резко вырастает.
С Жозе Моуринью [главный тренер «Челси» в 2004-2007 и 2013-2015 годы] так было – он мог пошутить, даже неприлично, «для бодрости духа». Но на поле — железная дисциплина. Такая гибкость дает команде, привыкшей к подобному стилю, большой ресурс доверия.
В России это слабо работает…
Почему? Пресловутый культурный код?
— Вероятно. Тренеры, приезжающие к нам с европейскими подходами, часто сталкиваются с непониманием: не потому что методика плохая, а потому что среда другая.
И эта среда формируется не в профессиональном футболе, а раньше. Условно говоря, три института тебя делают — семья, школа, двор.
Определяющее влияние на качество футбола у нас, мне кажется, оказывает специфика футбольных школ. У нас с детства ребят ориентируют на результат и подчинение, а не на инициативу и риск.
Сформировать субъектность игрока, умение принимать решения самостоятельно в быстро меняющихся условиях – это же целое искусство. Фундамент будущей карьеры, и не только спортивной.
Командная игра же всегда дает возможность спихнуть ответственность на кого-то, но вдолгую выиграет тот, кто будет спрашивать с себя, не бояться рисковать и брать инициативу. С детства важно эту склонность взращивать, а не душить. Воспитание сильного игрока от психологического базиса зависит, может быть, даже больше, чем от «хардовых» навыков.
Говорю по личному опыту. В «Челси» мне, честно, психолога очень не хватало. Сначала я не боялся рисковать, давать резкие передачи в узкий коридор, а через какое-то время одолели сомнения: кто я такой вообще? Я все тот же парень из Барнаула, а вокруг одни звезды.
Синдром самозванца: боялся сделать передачу на обострение, предпочитал что-то более безопасное. Но на этом уровне мало не ошибаться.
И как справились?
— А кто сказал, что справился (смеется)? Не справился и в итоге уехал в аренду в «Чарльтон».
Есть такое выражение в футболе — «проиграть в подтрибунке». На примере того же Джерарда [Стивен Джерард, многолетний лидер «Ливерпуля»]: когда приезжаешь на «Энфилд» в составе «Портсмута» — хоть ты и лидер в команде, но команда там на 18–19-м месте.
Вот, еще не вышел на поле, стоишь в подтрибунке рядом с Джерардом и думаешь: «Ого, Джерард, ничего себе, какой большой!»
И все — дрогнул, и ты уже проиграл еще до выхода. Выходишь на поле и думаешь: главное, первые 10–15 минут не пропустить. И, конечно, пропускаешь. Потом мысль: главное, не пропустить под конец тайма. И тоже пропускаешь.
Мораль тут какая?
— Не Джерард меня убрал — я сам себя убрал.
На высоком уровне технически ты уже сильно лучше не станешь. Каждый приходит в высшую лигу уже с определенным техническим багажом, который можно обточить, но фундаментально не поднять.
Если ты не родился Роналдо и не прошел такую школу, как Роналдо, ты им не станешь. А вот с точки зрения психологии — поле для работы огромное.
Так вот, продолжение истории: через год приезжаю на тот же «Энфилд» уже в составе «Челси» — как будто только технического спонсора поменял, а футболка такая же синяя.
Стоит Джеральд — думаю, какой хороший футболист! Но мы-то на первом, а вы на четвертом. Совершенно другая позиция психологическая: и вера в свои силы другая, и болельщики уже не давят. А фанатская поддержка «Ливера» на «Энфилде» просто сумасшедшая.
Психология решает.
— Абсолютно. Еще один интересный эффект я подметил на примере Джона Терри [бывший капитан «Челси» и сборной Англии, выдающийся центральный защитник]. В «Челси» же не было карантина, приезжаешь за два часа до игры, никто не контролирует.
Прибываешь перед игрой уже в боевом настрое — я привык заранее разогреваться, как и другие восточные европейцы в команде. А Терри сидит рядом, капитан команды, и не переодевается. Спокоен до предела.
Через десять минут — другой человек. Выходит на разминку — взгляд, энергия, концентрация, все меняется. Вот это я называю «квантовым перескоком» — мгновенным переходом из одного состояния в другое. У него не было буферной зоны между «обычной жизнью» и «режимом боя». Это уровень.
И раз уж разговор зашел о психологии — в одном из интервью вы упоминали, что по «базовым настройкам» вы не лидер. Бывший капитан сборной России по футболу – и не лидер?
— Ну вот именно — я не родился тем, кто с детства командовал. Я лидер не по фундаментальным настройкам, а по ситуации.
Когда все хорошо — я работаю, «шестерю». А когда все рушится — вот тогда я включаюсь. Я это впервые почувствовал лет в 17, когда играл за барнаульское «Динамо». Сложная ситуация, старшие ребята эмоционально проседают, а я — наоборот.
В критической ситуации человек не поднимается до уровня своих ожиданий — он падает до уровня своей подготовки.
И вот там у меня включалось то, что я умею: пахать, не сдаваться, держать. В этом я и есть лидер, наверное.
Природные склонности?
— Природа, воспитание и самовоспитание. Огромную роль сыграл отец – он был очень требовательным ко мне, иногда даже жестоким.
Хочешь поиграть в компьютер? Пожалуйста, но потом в два раза больше отработаешь на поле. Час за играми – два часа на поле, такая математика.
Из-за этого отчасти были нарушены отношения отца и сына, но в профессиональном отношении трудно переоценить… Еще повезло, что в основе моих отношений с футболом всегда была любовь. Даже когда было тяжело, я не чувствовал, что это наказание.
Отец был футбольным тренером?
— Нет, по профессии он был слесарем на заводе, причем, как я впоследствии узнал, регулярно филонил, чтобы позаниматься футболом с нами. Приходил на проходную, отмечался и возвращался сразу же домой на тренировку. А друг его прикрывал.
Футбол он любил до безумия и, наверное, хотел воплотить в детях то, что сам не смог. Так и вышло, мы с братом Евгением стали профессиональными футболистами. У отца был какой-то дар — он видел, у кого «масло в голове».
Масло в голове?
— Да, так в футболе называют тех, у кого явный природный талант, видение поля. У отца было две категории: 95% — «козлы бездарные» (смеется), и 5% — «светлые головушки». Причем он редко ошибался, настоящим селекционером мог бы стать.
В психологическом смысле футбол и семья для отца были подлинными ценностями?
— В каком-то смысле да, хотя, как я уже говорил, этот режим в итоге нарушил наши отношения отца и сына, был явный крен в сторону тренера, нежели отца. Но то, что футбол был для него чем-то большим, чем просто игра, это факт.
А для вас что это – подлинное надлежащее?
— То, что идет от сердца в противоположность тому, что дает статус, признание, деньги. Я еще в «Челси» играл и не знал всех этих понятий, но как-то изнутри осознал: хочу что-то вернуть региону, который меня вырастил — Алтайскому краю.
Для меня это принципиально важно — облагородить как-то поля, куда я в детстве шел на ненавистные спаренные уроки физкультуры. Особенно по лыжам, особенно в минус 30 (смеется).
В общем, мы все это реанимировали, достроили за счет своих денег. Появилась спортивная школа, парк спорта. Школа раньше называлась «Смертинка», а потом, когда мы стали выезжать на соревнования и ребята кричали «Смертинцы, вперед!», решили переименовать ее в “Алтай” (улыбается).
С социальной ответственностью, получается, вы давно на «ты»?
— Да, это важная часть меня самого. Как Иосиф Бродский сказал: «Человек — это сумма поступков, а не сумма намерений». У меня же и кандидатская диссертация на эту тему – о формировании социальной ответственности у футбольных фанатов.
Когда Россия получила право на проведение чемпионата мира, по требованиям ФИФА у нас должна была появиться структура, отвечающая за борьбу с дискриминацией, и я стал курировать этот трек. В итоге провели турнир безукоризненно, это придало уверенности.
После чемпионата обратился к руководству РФС: предложил создать полноценное направление по социальной ответственности. Меня услышали — сначала я возглавил проектный офис, затем образованный на его основе департамент.
Сейчас развиваем концепцию «Футбол для всех», у нас девять нозологий: от слепых и глухих до «шейников», людей с самыми тяжелыми формами инвалидности. Это люди с тяжелейшими диагнозами — но с невероятной силой духа и чувством юмора. Быть рядом с ними, делать что-то для них – это дает такой драйв, который не получишь нигде больше.
— А давно сотрудничаете со Школой управления СКОЛКОВО? У нас, кстати, есть большой проект в области КСО – «СКОЛКОВО. Pro bono». Лидеры НКО могут бесплатно пройти обучение в одном классе с предпринимателями и управленцами – говорят, очень обогащает всех.
— Да как-то случайно поначалу все вышло. Конец 2000-х, еще кампуса не было! Как сейчас помню — Тверская, гостиница «Шератон», второй этаж, меня просто пригласили рассказать участникам формирующегося сообщества про футбол [Много позже, в 2025 году, Алексей Смертин получил статус эксперта Школы управления СКОЛКОВО].
Любая компания — это же команда, и всем интересно, как это устроено изнутри в профессиональном спорте, как работает лидерство, мотивация, целеполагание. Особенно когда вас в команде 25 миллионеров.
Интересно не только делиться, а еще и учиться самому. Потому что перед тобой не случайные слушатели — а люди, которые не менее компетентны, чем ты, просто в своих областях.
И вот ты стоишь, а тебе прилетают такие вопросы, что мозг закипает. Отмахнуться же нельзя. Ты вынужден думать, формулировать, искать внутри себя.
Так я заметил — слушатели очень чувствуют искренность. Если ты рассказываешь не только, где был молодец, а где боялся, факапил, сомневался — зал сразу другой. Люди думают: ага, не только у меня так. Теории в интернете море, а практиков — по пальцам.
И вот эти мои формулировки — «проиграть в подтрибунке», «все, что летит — твое», «квантовый перескок», «опыт — как мяч: только отдавая его, понимаешь, что игра продолжается» — они же не из книжки, а из жизни. Это мой язык, «полевая реальность». Я даже часть уже запатентовал — потому что их начали использовать другие (смеется).
Так что да, пришел рассказать про футбол, а в итоге остался – потому что понял, что это все не про игру в первую очередь, а про людей, про команды. Про жизнь.
Интервью провел Григорий Маслов.
Эксперт
Редактор
