Рубен Варданян назначил интервью на восемь утра. По его словам, обычно он работает с восьми утра до одиннадцати вечера. Похоже, что после продажи компании «Тройка Диалог» (в октябре 2011 года) и отхода от дел Sberbank CIB (в августе 2013 года) работы у Варданяна не слишком убавилось.
Предприниматель и филантроп, Рубен Варданян не любит говорить о политике и экономике, которая сегодня неразрывно связана с политикой. Не только потому, что он вообще очень осторожен в своих высказываниях: его действительно гораздо больше увлекает только то, чем он непосредственно занимается. То, в чем он может что-то изменить сам.
Хотелось бы, конечно, подробно поговорить про ваши образовательные и филантропические проекты, но такая выдалась прошлая неделя, что самая интересная тема сейчас – экономика.
Не будем говорить про сегодняшнюю ситуацию, все равно интервью выйдет на следующей неделе, когда все может уже поменяться.
Да, может, но важно ведь объяснить все эти события. Большинство людей не понимают, что происходит, поэтому важно об этом говорить. Вы ведь, очевидно, понимаете?
Нет, тоже не понимаю.
Некоторые экономисты считают, что девальвация усугубилась тем, что «Роснефть» получила беспрецедентную сумму 625 млрд рублей от продажи облигаций и эти деньги могли попасть на валютный рынок.
Я не люблю строить домыслы и обсуждать слухи, поэтому не буду говорить, не хочу… Я уверен, если были крупные заявки на покупку валюты, все это выявляется в течение получаса. Поэтому, если бы была массированная атака или кто-то из крупных компаний решил резко исполнить какие-то обязательства, для этого не требуются месяцы проверок. И я думаю, что рано или поздно вся эта информация станет известна и доступна. Если не в этом причина, тоже станет известно. Просто нужно время, чтобы все немножко успокоилось, потому что сейчас очень эмоциональная реакция на происходящее. Однако, если сравнить с нашим соседом, у него гораздо хуже и политическая, и экономическая ситуация.
И политическая тоже, вы считаете? Кажется, как раз с политикой там стало поживее, чем у нас.
Ну, все-таки на Украине идет гражданская война, наверное, это самое правильное название. И валютных запасов в стране нет. Пока не будет мира, не о чем говорить.
В своем недавнем большом интервью вы говорили, что нам нужно переходить от спасения собственников к спасению непосредственно бизнеса. Это элегантное выражение, но что конкретно вы имеете в виду? Где заканчивается одно и начинается второе?
Это очень просто. Когда, например, у AIG были проблемы, там сменили менеджмент, собственники потеряли все свои вложения, государство вложило большие деньги, провели реорганизацию, и уже новые собственники стали управлять бизнесом. И это не всегда означает, что ты такой плохой, просто экономическая ситуация может так разворачиваться, что ты можешь потерять свою собственность. Это большая работа – выстраивание таких институтов. А у нас другое: в 2008–2009 годах помогали собственникам сохранить их активы, боясь, что западные кредиторы и другие участники рынка получили бы права на их покупку и действовали бы не в интересах России или еще чего-то.
Смена собственников через банкротства, вы имеете в виду?
Да, смена через банкротство у нас не работает. Но в банкротстве нет трагедии. Люди начали бизнес, не получилось – необходимо реорганизовать, продать ненужные активы, оставить лучшие. Тяжелый рабочий процесс, очень болезненный, но не трагедия. Более того, я считаю, что в России одна из проблем связана с тем, что у нас нет культуры восприятия падения как не конец. Человек должен встать и дальше идти. Если человек один раз упал, условно говоря, это не значит, что на нем можно поставить крест. Если он не нарушил морально-этических норм, то он имеет право на второй шанс. Такой человек ценен еще и потому, что за одного битого двух небитых дают.
Опять же, в предыдущем интервью полгода назад вы говорили, что нам предстоит сделать большой рывок, фундаментальные структурные реформы, чтобы преодолеть барьер $15 тысяч на душу населения. И вы говорили, что если мы его не преодолеем, то будет сильный отскок и надолго. Так, похоже, сейчас и происходит. Какие реформы, какие структурные изменения не случились? Почему не получилось?
Много проблем, Россия большая страна с очень неровным уровнем развития. Одна из ключевых проблем – это недостаток институционализации. Мы очень персонифицированная страна, нам не хватает институтов как системы, которая работает вне зависимости от персоналий. Институционализация означает возможность работать в условиях большего радиуса доверия к стране в целом и к институтам, а главное – складываются некие другие механизмы работы. Но это хорошо сказанные общие слова.
Далее доступно для подписчиков на сайте https://republic.ru/posts/l/1198254
